Всё то, что в жизни происходит с нами,
Мы как-то странно делим пополам:
Если радость — празднуем с друзьями,
А с бедой приходим к матерям…
Заняты заботой и делами
День за днём, в потоке суеты
Мы не часто думаем о маме,
Слишком редко дарим ей цветы…
И свои болезни носим к маме,
И обиды к ней идём делить,
И морщинки ей рисуем сами,
Позабыв прощенья попросить…
Мы так редко маму обнимаем,
Разучились маму целовать,
Позвонить порою забываем,
Некогда письмишко написать…
Ну, а мама, всё равно нас любит,
Чтобы ни случилось — не предаст,
Всё простит, обиды позабудет,
Руку, душу, сердце — всё отдаст!
И когда от мамы уезжаешь,
Отогревшись у её любви,
Ты шепни: «Прости за всё, родная,
И прошу, подольше поживи!»
Свобода «от» чаще всего начинается со свободы от своих родителей. Как точно заметил Карл Витакер, чтобы создать собственную семью нужно сначала развестись со своими родителями. В свою очередь «развестись» с собственной матерью оказывается делом крайне нелегким. Иногда и физически мать живет рядом, в той же квартире, заболевая каждый раз, когда дочь хочет уехать в путешествие или пойти на свидание. Иногда находясь за тысячи километров, но постоянно давая о себе знать в виде прочных верований дочери о самой себе, том, какая она, «кому нужна», а «кому нет», «откуда у нее растут руки» и «к чему это все приведет»
Отношения матери и дочери, чаще всего полные противоречий, складываются непросто. Сначала мама – это весь мир, добрый или злой, потом – пример для подражания, затем – объект критики и переосмысления… Но если внутри семьи, а тем более, в нашем внутреннем мире мать меняющаяся, разная и неоднозначная, то, в плоскости стереотипов мама – всегда добрая, любящая, заботливая и любимая. Садовские утренники звучат стихами о маме, школьные рисунки улыбаются ее светлыми портретами. Афоризмы о матерях изобилуют идеями вроде: «Мама- это человек, который может заменить всех, но ее ни кто и никогда заменить не сможет!». Общество учит нас безусловной любви и уважению к матерям и на уровне производства верований как быть должно у него вполне получается, но что в действительности происходит между матерью и дочерью? Что там за занавесом?
«Чего может желать мать для дочери, когда приводит ее в этот мир, если не всего самого лучшего – красоты, здоровья, ясного ума, богатства и т. п. ? Это те самые пожелания, которые высказывают добрые феи, приглашенные к колыбельке «Спящей красавицы». Но старая ведьма (злая фея) тоже рыщет вокруг, изнывая от злости из-за того, что не была приглашена на праздник, она-то и налагает заклятие: загадочное предсказание об уколотом о веретено пальце, когда дочка вырастет и будет готовиться к замужеству капли крови, которые выступят на теле юной девственницы глубокий сон, который может продлиться так долго, что не останется никого, кто мог бы присутствовать при триумфальном пробуждении ее женственности.
Добрые феи, злые феи. Добрые матери, злые матери. В сказках все эти феи представляют отсутствующих матерей, или тех, которые не могут быть названы прямо. Разве феи, окружившие колыбель, не символизируют противоположные ипостаси матери, потерявшей голову от любви и полностью сосредоточенной на маленькой девочке, которую она только что произвела на свет? Полностью или почти полностью, потому что в самом укромном уголке ее любящего материнского сердца может быть спрятано маленькое скверное желание – чтобы та, другая, даже если она и есть плоть от плоти ее, была бы все-таки только ею и такой же, как она» (Эльячефф, Эйниш, 2008).
Авторы описывают два основных способа поведения дочери в ответ на доминантную, властную мать (при этом властность может проявляться и в очень мягком «навязчивом материнском сервисе»): Первое – это слияние с матерью (сознательное или неосознанное отождествление, послушность, зависимость от ее установок и ожиданий даже во взрослом возрасте), второй путь – это противостояние (борьба за свою автономию и протест против матери, враждебность к ней). Но и в первом, и во втором случае дочь остается зависимой («я сделаю все наоборот, назло тебе» – тоже форма зависимости).
Мать и дочь. Противоречивый диалог длиною в жизнь
17 сентября 2016 15177
Евгения Карлин
Доктор психотерапевтических наук, психолог (Рига)
«Каждая женщина простирается назад – в свою мать и вперед – в свою дочь…ее жизнь простирается над поколениями, что несет с собой и чувство бессмертия»
К.Г. Юнг
«Проснулась утром, лежу, жду когда мама завтрак приготовит, а потом вспомнила что мама — это я!»
Свобода «от» чаще всего начинается со свободы от своих родителей. Как точно заметил Карл Витакер, чтобы создать собственную семью нужно сначала развестись со своими родителями. В свою очередь «развестись» с собственной матерью оказывается делом крайне нелегким. Иногда и физически мать живет рядом, в той же квартире, заболевая каждый раз, когда дочь хочет уехать в путешествие или пойти на свидание. Иногда находясь за тысячи километров, но постоянно давая о себе знать в виде прочных верований дочери о самой себе, том, какая она, «кому нужна», а «кому нет», «откуда у нее растут руки» и «к чему это все приведет»
Отношения матери и дочери, чаще всего полные противоречий, складываются непросто. Сначала мама – это весь мир, добрый или злой, потом – пример для подражания, затем – объект критики и переосмысления… Но если внутри семьи, а тем более, в нашем внутреннем мире мать меняющаяся, разная и неоднозначная, то, в плоскости стереотипов мама – всегда добрая, любящая, заботливая и любимая. Садовские утренники звучат стихами о маме, школьные рисунки улыбаются ее светлыми портретами. Афоризмы о матерях изобилуют идеями вроде: «Мама- это человек, который может заменить всех, но ее ни кто и никогда заменить не сможет!». Общество учит нас безусловной любви и уважению к матерям и на уровне производства верований как быть должно у него вполне получается, но что в действительности происходит между матерью и дочерью? Что там за занавесом?
«Чего может желать мать для дочери, когда приводит ее в этот мир, если не всего самого лучшего – красоты, здоровья, ясного ума, богатства и т. п. ? Это те самые пожелания, которые высказывают добрые феи, приглашенные к колыбельке «Спящей красавицы». Но старая ведьма (злая фея) тоже рыщет вокруг, изнывая от злости из-за того, что не была приглашена на праздник, она-то и налагает заклятие: загадочное предсказание об уколотом о веретено пальце, когда дочка вырастет и будет готовиться к замужеству капли крови, которые выступят на теле юной девственницы глубокий сон, который может продлиться так долго, что не останется никого, кто мог бы присутствовать при триумфальном пробуждении ее женственности.
Добрые феи, злые феи. Добрые матери, злые матери. В сказках все эти феи представляют отсутствующих матерей, или тех, которые не могут быть названы прямо. Разве феи, окружившие колыбель, не символизируют противоположные ипостаси матери, потерявшей голову от любви и полностью сосредоточенной на маленькой девочке, которую она только что произвела на свет? Полностью или почти полностью, потому что в самом укромном уголке ее любящего материнского сердца может быть спрятано маленькое скверное желание – чтобы та, другая, даже если она и есть плоть от плоти ее, была бы все-таки только ею и такой же, как она» (Эльячефф, Эйниш, 2008).
Авторы описывают два основных способа поведения дочери в ответ на доминантную, властную мать (при этом властность может проявляться и в очень мягком «навязчивом материнском сервисе»): Первое – это слияние с матерью (сознательное или неосознанное отождествление, послушность, зависимость от ее установок и ожиданий даже во взрослом возрасте), второй путь – это противостояние (борьба за свою автономию и протест против матери, враждебность к ней). Но и в первом, и во втором случае дочь остается зависимой («я сделаю все наоборот, назло тебе» – тоже форма зависимости).
То, что отношения всех дочерей и матерей складываются сложно – конечно, неправда. Существует достаточно примеров, когда мама является для девочки, девушки, а после взрослой женщины, близким, любящим, поддерживающим человеком. Человеком, к которому всегда можно обратиться за помощью, который поймет, поможет, будет рядом и в трудностях, и в радостях. Но такие отношения действительно редки, несмотря на существующий стереотип безусловной любви матери и дочери.
Стереотип, социальное верование в «добрую мать» часто несет в себе запрет на негативные чувства по отношению к матерям. Так девочки (и маленькие, и выросшие), испытывая злость на мать, испытывают стыд и вину за это. Более того, многие матери начинают манипулировать именно чувством вины. «Как смеешь ты разговаривать так со своей мамой?», «Я родила тебя, я тебя воспитала, а ты…», «Я отдавала тебе последнее, как ты можешь…», «Ты доведешь меня до смерти, и потом не у кого будет просить прощения…», «Если я умру – это будет твоя вина». Чувства злости, обиды, неприязни, раздражения к матери в конечном счете становятся преградой для любви к ней.
Таким образом, отношение к матери противоречиво: с одной стороны, любовь и привязанность, с другой, мать может выступать обидчиком, посягателем на внутренние границы дочери, обвинителем. Сближение и отдаление, обиды и чувство любви, усталость и безысходность. Во взаимоотношениях матери и дочери присутствует обширная гамма чувств.
Стремление отделиться и в то же время чувствовать поддержку матери – вот, что дочь пытается совместить и удержать. Позиция матери может быть разной. Может быть забота и внимание, но может быть холодная отчужденность, равнодушие, либо, напротив, властность, гиперконтроль, нарушение границ дочери.
«Процесс сближения и отдаления матери и дочери мог бы разворачиваться как танец, но чаще происходит жестокая борьба за сходство и различие, от которых страдают обе стороны. А часто многие конфликты между матерью и дочерью передаются от поколения к поколению»
Меня же в этой теме, как и в любой другой, больше волнует вопрос не причинности, сформулированный как «Почему?» или любимое «Кто виноват?», но вопрос выбора и действия: «Как быть с этим?», «Что делать?». Как строить отношения с матерью, как сохранять баланс, уважая границы друг друга, но проявляя доброту, несмотря на тяжелые воспоминания, несмотря на обиды, понимание ложности родительских посланий, сценариев и много другого о чем написаны сотни книг и тысячи публикаций. Ведь зачастую, то что мы узнаем о нарциссических матерях, корнях собственных тараканов в голове и других «подарков» не делает нас сильнее, но способствует дополнительным обвинениям, где родители – чудовища, а мы бедные ягнята.
У меня нет ответа на вопрос: можно ли пережить чувства и переживания из детства до конца, можно, действительно, убрать всех «скелетов в шкафу», оставить прошлое прошлому. Но изменить свое отношение, стать «самой себе матерью», тем самым «разгрузить» от ожиданий и упреков собственную уже обычно пожилую мать – вполне возможно.
До самого конца жизни женщины могут предъявлять претензии матери и перекладывать на нее ответственность за собственные недостатки. Один психотерапевт предлагал своей пациентке повторять: «Я не изменюсь, мама, пока не изменится твое обращение со мной в то время, когда мне было десять лет!». В сущности он предлагал ей подумать над своим отказом (а не способностью) меняться. Ей предъявлялась абсурдность ее ситуации, а также ее «трагического и бесплодного принесения своей жизни на алтарь злопамятности» (Ялом, 2014, с. 261).
Принять свою мать, примириться с ней важно. Принять и идти дальше.
Отвергая мать, независимо от того рядом она или нет, жива или уже ушла из жизни, вы отвергаете определенную часть себя самой. Невозможно полностью принять себя, собственную женственность, не приняв свою мать. Это не значит, что нужно обожать ее, восхищаться ею, но понять и принять такой, какой она есть или была в жизни, действительно важно. Трудно быть свободной в собственном материнстве, оглядываясь и вздрагивая от ноток своего голоса, напоминающих мать.
Сложно сразу все изменить, но постепенно в ходе самостоятельной работы, консультирования или терапии развивается понимание судьбы собственной матери и своей собственной, индивидуальной, вырабатывается некое уважение к преемственности женских переживаний, осознание того, что она вела себя так не из-за злого умысла матери, а из-за отсутствия иной модели поведения, приходит понимание своей собственной взрослости и возможности быть свободной: от упреков, от ожиданий, от ранящего образа матери, который так мало уже имеет общего с реальностью, от постоянного возврата в прошлое.
Карин Белл